Анджи спустилась по лестнице.
Дверь распахнулась. На пороге стояли мама, Мира и Ливви.
— Сегодня начало поста, — сказала мама, — пойдем с нами в церковь.
— Может быть, в следующее воскресенье, — устало отозвалась Анджи. — Я поздно легла вчера и плохо спала.
— Конечно, плохо, — сказала мама.
Анджи знала, что натолкнулась на стену, и знала, что женщины семейства Десариа сделаны из крепкого камня.
— Хорошо.
За пятнадцать минут она приняла душ, оделась, высушила волосы полотенцем. К десяти они влились в шагавшую к церкви толпу.
Окунувшись в холодное декабрьское утро, Анджи ощутила, что вернулась в прошлое. Она снова была девочкой, одетой в белое платье для первой конфирмации… затем невестой в белом подвенечном наряде… женщиной в трауре, оплакивающей смерть отца. Многое в ее жизни случилось здесь, в свете, падавшем сквозь эти витражи.
Она совершала знакомый с детства ритуал: подняться, встать на колени, снова подняться. К завершающей молитве она поняла, что в ней что-то изменилось, встало на место.
Ее вера была с ней все время, текла в ее жилах, ждала ее возвращения. Некое спокойствие снизошло на нее, она почувствовала себя более сильной, более защищенной. После окончания службы Анджи, выйдя на улицу, ощутила холодный свежий воздух. Она взглянула на бледно-голубое небо.
— Анджи, — окликнула ее Мира, — с тобой все в порядке?
Она неожиданно легко улыбнулась в ответ:
— Ты знаешь, да.
Лорен целый день набиралась смелости. К тому времени, как она добралась до района Маунтинэр, ворота были закрыты и здание охраны казалось пустым. Какой-то человек в униформе укреплял рождественские электрические гирлянды на кованой решетке забора.
Похоже, его рассердило ее появление, хотя, возможно, ему просто не нравилась эта работа.
— Я хотела бы увидеть Дэвида Хейнса.
Ворота медленно отворились. Пошел дождь.
Величественный особняк, где жила семья Дэвида, выглядел как рождественская открытка. Большой праздничный дом с зажженными огнями, имитацией свечей на окнах, хвойными ветками над входной дверью. Она направилась к дому.
Дверь открыл мистер Хейнс в брюках цвета хаки с отутюженными стрелками и в белоснежной рубашке. Его волосы, как и загар, были безупречны.
— Привет, Лорен. Не ждал тебя увидеть.
— Я знаю, что уже поздно, сэр. Почти половина восьмого. Мне не удалось дозвониться.
Он улыбнулся:
— Не волнуйся. Дэвид будет рад твоему приходу. Я сейчас позову его.
Большая, прекрасно обставленная комната на первом этаже. Ковры цвета льна, огромный замшевый диван кремового цвета с темно-серыми подушками, кофейный столик из светлого мрамора. За резными деревянными дверцами скрывался огромный экран плазменного телевизора.
Лорен примостилась на краешке дивана. Дэвид вошел в комнату и обнял ее.
Она прижалась к нему. Она бы отдала все, чтобы вернуть то время, когда самым важным было сказать ему, что она очень любит его. Взрослые вечно говорят об ошибках, о расплате за неверный поступок. Жаль, что она пропускала эти разговоры мимо ушей.
— Я люблю тебя, Дэвид. — Она сама услышала нотку отчаяния в своем голосе.
Он нахмурился.
— Ты как-то странно ведешь себя в последнее время, — сказал он, лег на диван и притянул ее к себе.
Она отстранилась:
— Твои родители дома. Мы не можем…
— Только папа. Мама уехала на какой-то сбор средств для своего фонда. — Он повторил свою попытку.
Лорен тихонько оттолкнула его.
— Дэвид. — Казалось, все силы ушли на то, чтобы произнести его имя. На глазах блеснули слезы.
— Что случилось? Ты меня пугаешь. — Он провел рукой по ее лицу, стер слезы. — В первый раз вижу, что ты плачешь.
Она глубоко вздохнула:
— Ты помнишь игру в Лонгвью? В самом начале сезона?
Он явно был озадачен:
— Да.
— Потом мы поехали в заповедник…
— Ну да. В чем дело, Ло?
— Ты был на маминой «эскаладе», — сказала она.
Все происшедшее стояло у нее перед глазами. Как он откинул заднее сиденье и достал бледно-голубой плед и подушку. Все, кроме той принадлежности, которая была нужнее всего. Машина стояла на краю пляжа, а огромная серебряная луна смотрела на них с неба.
Она видела по его лицу, что он начал вспоминать. И мгновенно уловила, когда он понял, в чем дело. От страха его глаза сузились. Он отодвинулся назад, нахмурился:
— Я помню.
— Я беременна.
Он вздохнул, так, что у нее чуть не разбилось сердце, вздох замер в тишине.
— Нет, боже мой, не может быть. Ты уверена?
— Совершенно.
Дэвид был ошеломлен и испуган.
— И что теперь? — Его голос звенел от напряжения.
Она не смотрела на него.
— Не знаю.
— Ты бы не… ты понимаешь.
— Аборт. — Она почувствовала, как внутри нее что-то оборвалось. На глазах выступили слезы, но ей удалось сдержаться и не заплакать. — Наверное, это выход.
— Да, — сказал он слишком быстро. — Я заплачу за это. И поеду вместе с тобой.
Она ощущала себя так, словно медленно уходила под воду.
— Хорошо. — Даже собственный голос доносился до нее словно издалека.
Лорен пыталась не думать о том, куда едет. Дэвид был рядом, его руки крепко держали руль. За целый час они не обмолвились ни словом. Что здесь можно было сказать? Путь в Ванкувер казался бесконечным.
Сквозь тонированное стекло автомобиля она увидела здание клиники. Лорен закрыла глаза, борясь с подступающей паникой. Они припарковались, и тут она ощутила всю тяжесть принятого решения. Несколько минут она не могла заставить себя сдвинуться с места. Дэвид обошел автомобиль и открыл ей дверцу. Она вцепилась в его руку.